Вы любите запах сцены?
Вам выпадало счастье смотреть в переполненный зал и чувствовать, как вибрации вашего голоса и нервов входят в резонанс с существом, которое называется «Зритель»?
Когда в нашей школе объявили конкурс чтецов, я понял, что это — мой звездный час! Я учился в десятом классе и, мучаясь от неразделенной любви, начал писать. Стихи. Хорошие. Потому что идеи и рифмы позаимствовал у одного очень популярного тогда поэта.
Ну какая вам разница у кого?!
Умные и красивые девочки и мальчики выходили на сцену и, почти не сбиваясь и не путаясь, тарабанили вызубренные тексты. Инесса Николаевна, завуч по воспитательной работе, кивала им с благосклонной полуулыбкой.
В зале позевывали, ковыряли в носу, шептались, передавали записки — в общем, откровенно скучали.
И вот настал момент моего взлета и славы! Я стоял на сцене как Прометей. Мое сердце, под новой рубашкой и пиджаком из химчистки, то восторженно воспаряло, то низвергалось и замирало. Я вынул его из груди, поднял над головой и начал…
Как я читал! Мой голос обрел силу и упругость. Я то чеканил слова, то — замирал. Я вел за собой зал из тьмы к светлому и великому! И, клянусь, зал застыл. С открытым ртом, пальцем в носу, недосказанным словом и недочитанной запиской.
Когда я закончил, была та самая пауза тишины и легкого шока, в ожидании которой актеры каждый день выходят на сцену. А потом — взрыв! Аплодисменты!
— Дима, ты не назвал автора, — сказала Инесса Николаевна, когда зал немного поутих.
— Я автор! — ответил я, купаясь в лучах славы, с гордо поднятой головой.
— Очень нескромно, Дима, — скривила губы Инесса Николаевна. — И очень похоже на… (тут она назвала того самого модного поэта).
Я хотел возразить, но… услышал смех. То есть сначала это было злое хихиканье Толика Онупко, моего заклятого «друга», потом прошелестела первая волна смешков, а затем начался молодой и отвязный лошадиный хохот.
Я бросился прочь! Я был в аду! Душа рвалась на части, а сердце выпрыгивало из груди! Слезы душили меня…
Я не помню, как оказался в кладовке, где технички хранили ведра, швабры, а иногда и отдыхали, сидя на ободранном старом стуле. Я поклялся никогда не выходить оттуда! Я ненавидел весь мир!
Вдруг дверь, скрипнув, открылась, и я увидел женский силуэт на пороге. Глаза, уже привыкшие к темноте, не сразу узнали в лучах ворвавшегося в каморку света Наталью Витальевну, нашу практикантку.
Должен вам сказать, что эта девушка, с выразительными голубыми глазами, развитыми бедрами, длинными стройными ногами и крепкой маленькой (по поводу размера мы, конечно, спорили) грудью под свитером, была для нас вожделением, мечтой, сумасшествием. Но главное — губы! О, какие у нее были губы! Припухлые, чувственные, манящие…
Наталья Витальевна подошла ко мне, молча взяла в ладони мою голову и поцеловала. В губы. Сладко. Долго. До мерцающих мошек в глазах…
Продолжения не было. Никогда. Не было больше у нас поцелуев. Никогда.
Только недавно я встретил ее в универсаме. Она очень располнела. Лицо расплылось. На носу очки. В стоптанной обуви и бесформенном пальто она стояла, смотрела на ценники и качала головой.
Я испугался и отвернулся, чтобы она не заметила меня.
А знаете почему?
Губы! Губы не изменились!