Когда я был маленьким, я мечтал быть птицей.
Иметь гнездо, черный клювик, а главное, каркать как ворона: громко и убедительно.
Тогда я был маленьким, и мне хотелось этого.
Родился я светленьким мальчиком и, чтобы быть похожим на ворону, я пытался школьными черными чернилами покрасить свои волосы.
Это мое стремление быть не самим собой, а похожим на кого-то было не понято взрослыми, и я был порот и поставлен в угол. Вдобавок еще и пострижен налысо.
Из этого я вынес, что взрослым людям чуждо стремление детских душ к прекрасному.
Когда подрос, появились «Битлы». Я отрастил волосы, смастерил себе гитару и украл из туалета ДК им. Кринова унитазную сидушку.
Хотелось, как эти смелые ребята из Ливерпуля, петь о любви, оскорблять богачей и выйти перед королевой Англии на концерте с унитазным аксессуаром на шее. Это было круто!
Взрослые, окружавшие в эти дни меня, опять не поняли моего стремления к самосовершенству.
Гитару мою разбили. Унитазным рожком надавали мне по шее. А тети в форме срезали мои кудри.
Из этого я вынес, что и юность не ограждает молодежь от посягательств взрослых на их стремление к совершенству.
В институте моя ищущая натура смело шагнула из мира осязаемого в мир неосязаемых человеческих душ.
Я отрастил бороду, надел одежду, похожую на рясу, и пустился по подвальным тусовкам петербургского духовно-религиозного бомонда.
Хотелось, как Иисусу, мира, любви, братства!
И этого же хотели и «трясуны», и «прыгуны», и «немоляки», которые закружили меня в своих теологических хороводах.
Не знаю, долго бы я еще искал пути спасения человечества, заливая в себя канистрами плодово‑ягодную бурду, долго ли бы шатался среди этих людей с горящими глазами и душами, ждущими скорого «конца света», но меня, заблудшего студента, опять остановили взрослые, но теперь были в погонах не тети, а дяди, они содрали с меня рясу, сбрили бороду и запретили искать «конец… света».
Очередной раз я понял, что взрослый мир живет по своим законам. Нам, молодым, непонятным и чужим.
Но время шло себе и шло, и наконец я сам стал взрослым.
На меня надели строгий пиджак, классическую рубашку, удушающий горло галстук и темные ботинки на низком каблуке.
Меня убедили, что мечтать быть птицей — это смешно и ненаучно.
Человек не может быть птицей и жить в гнезде.
Музыку надо любить классическую, а лучший танец — это вальс.
«Конец света» наступит тогда, когда потухнет Солнце, а не тогда, когда очередной проповедник предскажет «это», объявив себя Богом.
И теперь, когда я смотрю на птичье гнездо, особенно в дождливую погоду, ежусь и думаю, что там, в гнезде, мне было бы не совсем уютно, каким бы маленьким я ни был.
А если долго каркать наверху, то можно и заряд дроби получить от любителей тишины и покоя.
И унитазные сидушки полезнее на унитазах, чем на шеях музыкантов. У нас, у взрослых, у большинства, — «запор».
А когда «запор», то тут уже не до мечтаний и концертных «новшеств».
Нужен унитаз. И не просто унитаз. А унитаз для длительного пребывая на нем, с мягкой сидушкой.
В общем, я сейчас уже не мечтаю быть птицей.
И «каркать» не хочу.