20.05.2014 10:33:00Свет и смысл

    Что бы я делал без них? Человек поднимает над собой фонарь, ходит в темноте, освещенный раскачивающимся кислым светом, ищет смысл. Если в свете фонаря видно только его самого — видимо, он и есть смысл. Он может сказать, что нес людям свет, но в конечном счете правдой останется то, что он освещал себя. О себе забыть сложно — сам себя в себе носишь целыми днями, никак не отвяжешься. Все чувства — в себе, все страхи — в себе, в зеркале никого, кроме себя, не увидишь, все одно и то же лицо, никак не надоест. «А как я выгляжу за ухом? О, как интересно. А если сверху какой вид?» Разве можно жить, если у тебя нет легчайшего и радостного осознания того, что вот за этого человека ты отдал бы свою жизнь. Кажется, что только чувство своей малости, растворенности, мимолетности — делает тебя человеком. Человек стал слишком огромен. Ему однажды велели возлюбить ближнего как себя самого, вот он и начал с себя. Сначала возлюбил себя частями, потом целиком, потом возлюбил себя больше чем себя — заполнил собой весь свет, возвысился над собой, возлюбовался: ах, какой я, все ради меня — все, что было, и все, что будет; потому что если не я, какой в этом смысл? Ты сначала спроси себя: кто ты и о чем ты? Человек — он же как песня, он должен быть о чем-то.

    Когда я смотрю на младшую: думаю — что я такое рядом с ней? Так хорошо, что рядом с ней я меньше единицы, полубог на побегушках. Она чувствует свою силу, пытается ею пользоваться, ей еще нет трех лет.

    — Папа, сделай мне пирог.

    — Я не умею. Мама умеет.

    Очень спокойно и с усталым достоинством королевской особы:

    — Сделай, сказала. (Последнее слово произносится как «казала».)

    Мной уже двадцать лет никто не руководит, а тут смотрите-ка.

    У нее глаза круглые от удивления, она одуванчик — голова пушистая, тельце как стебелек. Возвращаюсь недавно ночью из командировки, дома не был полторы недели. Пока раздевался в коридоре, она что-то захныкала в своей комнате. Поспешил к ней, пока жена не проснулась, сам думаю: не напугать бы, ребенок меня не видел давно, а я весь в щетине, пахну чужими городами, перелетами через половину глобуса.

    — Ты что плачешь? — говорю. — Не плачь, пожалуйста. Это папа. Я приехал.

    Поворачивает на меня головку, быстро и очень спокойно спрашивает:

    — Конфетку привез?

    Я ей сроду никаких конфеток не привозил, мы и дома их не держим, не приучаем детей к сладкому, откуда она это взяла?

    Другая дочка — самостоятельная, отдельная, ей никогда не скучно с самой собой, я ее очень уважаю за это. Днем — деловитый зверек, ездит туда-сюда не велосипеде. Утром, когда захожу в комнату, по тому, как она спит, как повернута ее головенка, вижу, насколько сильно даже в девятилетнем ребенке присутствие будущей женщины, неизъяснима точность, плавность и тонкость линий ее сна. Впрочем, женский архетип проявляется и в общении с ее братом, погодком. Они живут в одной комнате, за стеной я не различаю их голосов, слышу только интонации, это непобедимо напоминает семейный разговор между мужем и женой. Женский голос, естественно, солирует, он высок, взвинчен, обижен, полон близких слез. Изредка появляется мужской, раз в пять минут, тихий, самоуверенный, спокойный, оттого еще более обидный:

    — …ты не понимаешь… — и дальше еще пара каких-то коротких пояснений, три-четыре процеженных через мужское высокомерие слова.

    Это длится еще некоторое время, потом девичий взвизг и стук раскрываемой двери, плач. Все, они выяснили отношения, он победил. Она стремительно проносится куда-нибудь в сторону угла в квартире, где никого нет и она может затаиться. Если заглянуть в детскую комнату в эту секунду — он сидит на полу в шортах, голый по пояс (у него же мышцы, он со всеми борется на руках и всех забарывает, он должен некоторое время наблюдать, а не пропали вдруг его мышцы за ночь; потом, конечно, забывает про них), собирает какие-то мелкие игрушки, которые она уронила, выбегая. Сейчас она побудет три минуты сама с собою и навсегда забудет, что происходило минуту назад. Она вообще не помнит никаких ссор. В сущности, они никогда не ссорятся. Они просто воспроизводят игру природы. Вижу, как она идет с кастрюлькой к реке, набирает воды, возвращается поливать цветы. Раз идет, два, три, пять, семь. Ей не лень. Ее никто не просил.

    — Доченька, ты думаешь о чем-то?

    — Когда?

    — Вот сейчас. И вообще, когда что-то делаешь, идешь куда-то, едешь на велосипеде?

    — Нет, — отвечает с легкой усмешкой над самой собою. — Ничего не думаю, кажется.

    — Молодец. Вся в папу.

    Думать о жизни — какое-то нелепое занятие. Все равно что зашивать себе рубашку и думать про нитку. Много надумаешь? Хотя сын, ее погодок — как раз думает. Я был не в курсе, что он думает, по его виду нельзя было об этом догадаться — но мне моя любимая женщина сообщила, их мать. Она сказала, что он все видит, все понимает и выводы его пронзительны. Я не стал спрашивать, какие именно выводы. Пусть делится своими выводами с мамой. Если посчитает нужным сообщить мне — сообщит. Они с дочкой учатся в одном классе, мы специально так подобрали — меньше с уроками возиться. Он пошел чуть позже в первый класс, она чуть раньше. Недавно про их класс школьная администрация сняла любительский фильм, я с интересом ознакомился. Детей опрашивают, кем о чем они мечтают. Дочка говорит: «Чтобы вся моя семья, все — были здоровы и не было никаких ссор». — А кем ты будешь? — «Когда я вырасту, я буду лечить животных». Потом о том же самом спрашивают мальчиков. Один мальчик хочет быть «самым известным в мире певцом», другой  — «уехать в Америку и жить на Гавайях», мой говорит: «Я еще не решил», единственный в классе. Ну, молодец. Не надо ничего решать — слушай жизнь, она выведет. У него светлые, цвета льна, словно выгоревшие на солнце, волосы, он всегда улыбается, у него всегда отличное настроение. Твое настроение все решит за тебя.

    Старший сын, напротив, всегда серьезен, ему 16 лет, он совсем недавно узнал о том, что в Интернете есть некоторое количество интересных персонажей (вообще у нас в семье не принято жить в компьютере, равно как и в телевизоре, — есть много других занятий, куда более осмысленных, например носить воду в кастрюльке из реки к цветам во дворе, благо дом стоит у реки). Обнаружил старшего сына на форуме музея Сергея Есенина, он там довольно любопытно опровергает версию убийства поэта. Утром зашел ко мне, говорит: дай еще что-нибудь по Есенину почитать, доводы кончились. Я не стал ему говорить, что дураков не переспоришь, они не за этим созданы. Дал еще один толстый биографический том, читай. Но в стихах и так все сказано. Следом обнаружил его на форуме каких-то химиков или физиков, и они там спорили про какие-то частицы, я вообще ничего не понял. Но, подумав, мы с любимой наняли ему репетитора, который поддержит в сыне интерес к предмету, мне в целом непонятному. Пусть будет хоть один разумный человек в семье, а то одни филологи. Я о нем мог бы много говорить, но он в таком возрасте, когда должен говорить за себя своими словами, своей, отделяющейся от нашей, жизнью. Он добрый, он, наверное, ласковый, но уже не может и не вправе проявлять свою нежность к родителям: он вырос, он почти уже готов на выход. Отправим его этим летом в какой-нибудь армейский лагерь, пусть там живет как хочет. Мы дали ему почти все, что у нас есть. Если ему будет действительно нужно — отдадим все остальное. Но ему уже ничего не нужно, чтобы жить. Сам, сам, теперь сам.

    Иногда я оглядываюсь вокруг и понимаю, как мне повезло. Не нужно искать смысл, смысл сам ходит за тобой по пятам. Мне не обязательно держать фонарь над своей головой. Меня и так освещает с четырех сторон.