25.10.2011 10:10:00Большие деньги

Чем тебе помочь, Диман? — спросил меня Феликс, когда мы выпили по три кружки пива. — Хочу долг вернуть.

Я посмотрел в «арийские» глаза Феликса Кауфмана, когда-то поволжского немца, и вспомнил, что он мне действительно должен…

Десять лет назад, в 1981 году, на комсомольском собрании курса взгляд его был потерянным и тоскливым. После драки в общаге (Феликс дал в морду хаму, пристававшему к его одногруппнице), был вселенский скандал (папа хама оказался партийным начальником), и пьяницу-дебошира должны были исключить из комсомола, а тогда это означало из института. Когда секретарь комитета комсомола курса закончил обличительную речь и предложил голосовать за исключение негодяя, ожидая всеобщий порыв «за!», я зачем-то встал и начал говорить. Суицидально пребывая в философском настроении после выпитого накануне, я предложил выразить благодарность Кауфману за принципиальную позицию настоящего комсомольца, который не смог остаться равнодушным к хамству, а, как известно, от хамства до неуважения к коммунистическим идеалам всего один шаг. Неожиданно зал поддержал меня, а под секретарем комитета комсомола закачалось удобное кресло.

Феликс окончил институт, поработал на стройке, а в 1986-м уехал в Германию, где успешно натурализовался. Он поставлял продукты питания в Москву и Ленинград, а оттуда они уже расходились по всей стране. И вот эта акула капитализма сидела напротив меня, очень мелкого предпринимателя, и хотела отдать давний должок.

— А давай, продуктов пришли!

— Давай! Каких? — «немецкий немец» был серьезен и собран.

Тут мне вспомнилось, что когда мне было лет четырнадцать, я три часа стоял в очереди за этим, а мне не хватило. Вспомнил, как плакал от обиды и не стеснялся своих слез. Сурово, по-сталински, я глянул на «гитлерюгенда» и рублено произнес:

— Ананасы!

«Новый немец» забормотал:

— Ананасы консервированные, банки по пятьсот грамм, в коробке двенадцать банок, на палете сто ящиков, в контейнере двадцать палет. Деньги заплатить не позднее, чем через три месяца после получения!

Потом назвал сумму, от которой я сначала зажмурился, а потом («Гитлер капут!») выпалил: «Валяй!».

Через месяц я встречал в Ленинградском порту паром с вожделенным грузом. О мучительной процедуре таможенной очистки и перегрузки ящиков даже вспоминать не хочется! В общем, сел я в грузовик и поехал в магазин «Елисеевский» на Невском проспекте. Захожу с банкой в кабинет директора. Дама, очень похожая на Снежную Королеву, и ее «вертлявая» собеседница удивленно посмотрели на меня. Я предлагаю им купить четыреста ящиков за наличные, называю цену за банку, зажмурившись, в ожидании пощечины. Холодная дама смотрит на меня с холодной улыбкой и говорит:    

— Юноша, а откуда в Германии ананасы? Да и наличные расчеты у нас запрещены, правда, Рая? — спросила она у «вертлявой» холодным голосом.

Когда я вышел из кабинета, мои щеки пылали от стыда и злости.

— Суки фашисты! — выдохнул я.

— Согласна! — сказала «вертлявая», которая выскользнула за мной из ледяного кабинета. С теплой улыбкой она тронула меня за локоть и шепнула на ухо:

— Возьмем пятьсот ящиков!

У заведующей секцией Раисы Фаридовны в подвале был склад товара и… денег, которые она хранила в холодильной камере. Четверо грузчиков быстро побросали ящики на ленту транспортера, который унес «стратегический продукт» в чрево царства непорочной Снежной Королевы. Раиса притащила мне сумку, полную наличных денег, а сверху щедрая рука воротилы продуктового бизнеса добавила две бутылки виски, банку черной икры и блок сигарет «Кэмел»… В мгновение ока я стал богат! Вскоре мы мчались в Нижний, заедая виски черной икрой и покуривая «Кэмел».

Пьянице-дебоширу Кауфману я заплатил деньги уже через месяц, а вырученные деньги стали основой в непростой работе по созданию первой в Нижнем Новгороде частной мебельной фабрики.