28.03.2017 13:14:00Вехи жизни

Итальянский портной очень старался. Пока он несколько раз обмерял меня вдоль и поперёк, я думал о бренности жизни, о том, что когда-нибудь (надеюсь, нескоро) с меня снимут мерку, чтобы нарядить в последний, деревянный «костюм». Итальянец улыбался, приговаривая «моментико», работал, как и многие поколения его семьи. Каждый год портные из компании Ermenegildo Zegna приезжали в бутик «Евромода», предлагая выбрать ткань и заказать костюм, который их стараниями сделает вас абсолютно неотразимым.

Менеджер, радостно улыбаясь (видимо, потому что индивидуальный заказ стоил раза в два дороже костюма из новой коллекции), предложила мне кофе. Она была молода и хороша собой. Когда девушка наклонилась, чтобы достать из нижнего ящика тумбы (которая служила итальянцу рабочим столом), чашку, её юбка поднялась, обтянув упругие бёдра и продемонстрировав кружева чулок. Я засмотрелся…

Своевольное подсознание включило ретровидео, на котором, пыхтя и злясь, я пытался справиться с застежкой на левом чулке. Да, да! Представьте себе, что году этак в 1965-м мальчики носили пояс и чулки. Мама будила меня, наливала стакан любимого вишневого компота со словами:

— Сынок, одевайся в садик!

— Мам, ну ты хоть сегодня мне помоги! — канючил я каждое утро.

— Сынок, ты же у меня большой, а большие мальчики должны уметь одеваться сами!

— Хорошо! — обречённо соглашался я. — Но только не чулки!

— Ну какой же из тебя вырастет мужчина, если ты не умеешь надевать чулки! — легкомысленно отвечала мама.

Я думаю, кстати, что это тот самый случай, когда такой диалог пришёлся бы по душе и натуралам, и представителям ЛГБТ. Процедура надевания пояса для чулок, потом самих чулок, а затем борьба с застежками, пожалуй, самые тяжелые воспоминания из детства (это, безусловно, говорит о том, что оно было счастливым).

Вскоре на смену чулкам пришли колготки, от которых я отказался наотрез. Я не могу вспомнить, почему с чулками я как-то ещё мог смириться, а с колготками уже нет. Может быть, потому что стал старше. Зато я очень хорошо помню, как кричал маме, радостно протягивающей мне купленные «по блату» колготки:

— Я не надену, они девчоночьи! Я не буду позориться!

В общем, колготки я так и не дал на себя надеть, чем до сих пор очень горжусь.

Потом была история со школьной формой. Мы, восьмиклассники, упорно не хотели ходить как «инкубаторские»! А мода на длинные волосы! Мы только входили в школу, как бдительная Ирина Александровна уже говорила высоким тонким голосом:

— Вы, трое, в парикмахерскую! Я вас до уроков не допускаю!

Мы шли и стриглись наголо, становясь героями, школьной достопримечательностью.

Потом была мода на джинсы и жвачку, пакеты и тулупы, норковые шапки и мохеровые шарфы.

Когда я учился на первом курсе, то нашёл у деда в кладовке его кожаное пальто — длинный реглан, с поясом и облупившейся краской. Думаю, что к тому моменту пальто было лет сорок. На следующий день я гордо нёс его на себе в институт, накрыв (для завершения образа) голову папиной фетровой шляпой.

Мы носили и белые носки, и прекрасные китайские свитера с пуховиками (их поставляли в наш город прямо из Поднебесной в обмен на автомобили), и малиновые пиджаки. Вместе со всеми я шёл в фарватере меняющейся моды, и вот…

— Ваш кофе! — менеджер «Евромоды» была определенно хороша.

— Спасибо! — сказал я и, принимая чашку из её рук, слегка погладил нежную кожу.

Она многообещающе мне улыбнулась и пошла навстречу новому клиенту, который только что зашёл в бутик. Я смотрел на её ровную спину, чуть покачивающиеся бёдра и думал о том, как много возможностей дала нам новая жизнь. Но, увы, она навсегда забрала у нас удовольствие от газировки за три копейки, праздники и скандалы коммунальных квартир, бесконечную радость от того, что ты наконец-то справился с застежкой на левом чулке и теперь можно идти в детский сад.