05.10.2012 10:00:00Прыжок

Жизнь у меня в последние несколько лет была такая замотанная, что я даже перестал понимать, зачем живу. Сплошные переезды, перелеты, встречи, конференции, контракты, факсы, телефаксы; кругом не друзья, а партнеры, не обеды, а фуршеты. Порой мне даже мерещилось, что это и не я живу в этом бешеном мире, а только мое тело, как отдельная сущность, к тому же принадлежащая не мне, а какому-то сообществу людей, объединенных общим названием «бизнес». Попав во власть этого загадочного монстра, люди забывают, что, помимо бирж и процентов, на свете есть лес, а в лесу — поляна с ежевикой, есть река, а в ней — сопливые пескарики; что день состоит из восьмидесяти шести тысяч четырехсот секунд, а не из единого мига между утренней и вечерней котировкой акций; что женщины — не только роботизированные комплектующие компьютеров, но еще и нежные создания с бархатной кожей, которую можно ласкать и испытывать при этом не меньшее удовольствие, чем от положительного сальдо баланса, составленного, кстати сказать, этим же эфирным созданием.

Так вот, улетал я из Голландии после очень тяжелых переговоров по поставке голландских цветочных луковиц для экзотических супов в элитные ночные клубы Москвы. В Москве меня ждал аукцион по продаже четырнадцати тросов обгоревшей Останкинской телевизионной башни. Машина гнала, как безумная. Я опаздывал, но успел. Правда, место мое уже заняли, и мне досталось одно-единственное свободное — в самом хвосте самолета, у туалета. Но скандалить я уже не стал — мне важно было успеть на аукцион.

Сел я в кресло. Пристегнулся. Попросил чашку чая с ликером «Бейлис». Потом попросил шерстяной плед и заснул, рассчитывая проснуться только в аэропорту «Шереметьево‑2», где меня должна была ждать машина с мигалкой и парой бутербродов.



Я сладко дремал, разморенный изрядной порцией ликера. Но вдруг самолет затрясло, как в лихорадке, даже посильнее, чем Лондонскую биржу в моем сне. Я проснулся. Перед глазами мельтешили стюардессы, пилоты и пассажиры в истерике, а сам самолет летел почему-то не прямо, а круто пикировал вниз. При этом моторы завывали, как добрая сотня разорившихся банкиров, — натужно и обреченно. В ту же секунду что-то треснуло прямо подо мною, и хвост, отломившись вместе с моим креслом от остального фюзеляжа, подпрыгнул вверх и бешеной юлой закрутился в ледяном вихревом потоке. Но мозг вне зависимости от подавленного состояния души и телесной дрожи — а я служил в десантных войсках — сам начал автоматический хронометраж высоты в секундах. А секунда у нас, парашютистов, отсчитывается словом «пятьсот».

501, 502, 503… Я прикинул опытным взглядом: до встречи моего грешного тела с землей осталось секунд восемьдесят-девяносто — значит, около пяти тысяч метров. Я падал в озеро.

…565, 566… Со страшной скоростью я влетел в воду. Доля секунды — и я, пройдя воду, как накаленная иголка масло, вонзился выше колен в илистое дно. Слава богу, успел глотнуть воздуха, а то чуть не задохнулся, пока выдирал ноги из вязкого ила. Наконец полуживой вынырнул. Еле-еле доплыл до берега. Уже на карачках выполз на пологий склон, упал ничком и лишился сознания.

Очнулся я от щекотания в носу. Поморщился, чихнул и открыл глаза, но не шевелился. Шевелиться не было сил. Прямо передо мной сидела на корточках маленькая девочка в золотых кудряшках, похожая на ангела, и вокруг нее раздавался колокольный звон. «Уже в раю», — подумал я и блаженно зажмурился, чтобы хоть немного подготовить себя к райской жизни. Но через секунду у меня в носу снова защекотало. Я опять чихнул и вновь открыл глаза. Вокруг, очевидно, был не рай, и ангелом в кудряшках оказалась обыкновенная девчонка лет пяти, которая былинкой щекотала мне нос. Я гримасничал, а она от этого заливалась смехом. Другой рукой она держала веревку, за которую была привязана коза со звенящим колокольчиком на шее. Эта картина была настолько необычной после всего житого и мною пережитого, что я невольно, превозмогая боль, приподнял голову и перевернулся на спину.

И в голове все перевернулось. И я решил. К черту этот бизнес. Буду просто жить. Как живет эта девочка. Беззаботно и счастливо. Как в раю.