К концу первого месяца самоизоляции Тимофей Кольцов поправился на три килограмма и пошел хоронить Сирано…
…Когда Кольцов работал технологом на фармацевтической фабрике, смешливая Верка, изнутри закрыв на ключ дверь лаборатории, лишила девственности выпускника МГУ за два дня до получения им первой зарплаты. Ему прочили светлое академическое будущее, но необходимость платить врачу, который ненадолго выводил отца из запоя, не дала Кольцову продолжить обучение в аспирантуре и стать светилом фармакологии. Его радостно приняли на работу (красный диплом МГУ!), передали в полное распоряжение лабораторию и положили очень неплохую для тех смутных времен зарплату. Проработав почти месяц, Тимофей выступил на собрании работников фабрики с пламенной речью. Он говорил о том, что их ректальные свечи не соответствуют нормам, что продают они фактически пустышку. После этого руководство уволило его по тридцать третьей статье (систематические прогулы и пьянство). Верка переехала из общежития в его квартиру в Крылатском, которая досталась ему от бабушки, а он с трудом устроился в аптеку провизором.
Потекли годы жизни «как у всех». Верка превратилась в вечно недовольную чем-то тетку, называвшую его не иначе, как Тимофей. Когда его выгнали из пятой по счету аптеки за то, что он не советовал покупателям приобретать дорогостоящий препарат от «птичьего» гриппа, а заменить его копеечными лекарствами с тем же эффектом, Верка сделала аборт. Тогда же, дождливой осенью, он подобрал на улице рыжего котенка с разноцветными глазами. Он назвал котенка Сирано. Прочитав когда-то «Сирано де Бержерак», Тимофей представлял себя статным и холеным любимцем женщин, которому не мешал излишне длинный нос (Верка в моменты нежности называла его «мой рыжий долгоносик»), а только добавлял шарма.
Наступила эра социальных сетей, и Кольцов вдруг нашел работу своей мечты. Он стал онлайн-консультантом. Люди, разуверившиеся в официальных источниках информации, стали верить «коучам» и «консультантам». И вдруг навалилась пандемия. Сначала всех одели в маски, и люди стали безликими в разноцветных намордниках. Потом вовсе запретили выходить на улицу. Только тем, у кого собаки, можно было с ними гулять. Это дико злило Кольцова. «Гребаная власть!» — плевал он в закрытое окно, за которым время от времени проносились машины с мигалками.
Как-то вечером Сирано стало плохо то ли съел чего, то ли от старости. Кольцов звонить в ветеринарку — не работает никто — пандемия. К утру ушел Сирано по облакам к своему кошачьему богу. Кольцов завернул еще теплого друга в праздничную скатерть, спустился в подвал, взял лопату и вышел на улицу. Когда он выкопал рядом с клумбой ямку и опустил туда драгоценный сверток, у бордюра остановилась патрульная машина.
— Гражданин! Вы что нарушаете? — молодой толстогубый сержант с глазами навыкате удивленно смотрел на Тимофея.
— Клад, сука, откопал! — худосочный младший сержант, наворачивая на «о», с удивлением рассматривал нарядный сверток.
Кольцов молчал. Толстогубый присел, уверенно, по-хозяйски, дернул за угол скатерти, потянул ее, разворачивая.
— Черт! Кошка дохлая! Ты что, падла, творишь?! — худосочный схватил Тимофея за воротник пальто и стал трясти.
— Пакуем? — спросил он подельника.
— Да чо с него возьмешь? — брезгливо сморщился толстогубый.
— Слышь, чучело, бери дохлятину и выкинь в мусор, а потом заровняй, чтобы стало как было!
Кольцов аккуратно завернул закоченевшего Сирано в скатерть, отнес его к мусорному контейнеру и положил в него, прошептав: «Покойся с миром, золотой!» Потом закопал яму, тщательно разровняв землю. Толстогубый внимательно наблюдал за ним и, покачав головой, сел за руль.
Тимофей долго смотрел вслед полицейскому «уазику», потом взял лопату, упер черенком в бордюр и, улыбнувшись, резко опустил кадык на заточенный металл.