19.02.2015 12:39:00Кейт Бланшетт

Меня уже укоряют, зачем я согласилась играть роль уродливой женщины. На это я отвечаю, что она не уродлива, а зла, а зло всегда играть интересно. У Мачехи сложная жизнь, она завидует любому знаку внимания, который отец проявляет по отношению к Золушке, и мстит девушке за собственную утраченную молодость, красоту и очарование. При этом я не хотела, чтобы мачеха получилась совсем уж отвратительной, поэтому сделала свою героиню остроумной и эмоциональной, обозначив боль, которая гложет ее изнутри, лишь некоторыми нюансами характера.

Это большое удовольствие — играть такую колоритную роль, как мачеха. Хотя это и сказка, я старалась вложить в этот характер жизненную правду. Не бывает людей абсолютно злых, у каждого есть свои мотивы… Мачеха — это пример того, что бывает, когда добро извращается, превращается в зло. Мне интересно было исследовать, как люди становятся воплощением зла. Эта героиня движима вполне реальными и объяснимыми мотивами, она хочет пожить богато, потому что была лишена этой возможности, хочет счастья для своих дочерей. Хотя, скажем прямо, способы достижения этих целей у нее весьма необычные и даже чрезмерные.

Наша «Золушка» позволяет увидеть сказочных героев, так сказать, во плоти. Ведь мы привыкли к тому, что по сказкам сейчас, как правило, снимают мультфильмы, а это означает, что между зрителем и героями образуется дистанция. А когда вы видите на экране живых людей, создается ощущение, что эту старую сказку вам рассказывают словно в первый раз.

Мои костюмы в «Золушке» сшиты по моде сороковых годов. Мы вместе с костюмером Сэнди Пауэлл черпали вдохновение в образах голливудских звезд тех лет Марлен Дитрих и Джоан Кроуфорд, женщин, которые и сейчас вызывают восхищение, вокруг которых чувствуется атмосфера загадки и даже опасности.

Я стала актрисой случайно. Если бы я пару десятилетий назад не оказалась в Египте без гроша и совершенно посторонний человек не предложил мне подработать в массовке, кто знает, чем бы обернулась судьба. Единственное, что для меня ясно: я бы ни под каким видом не могла заниматься монотонной рутиной. Я  дама активная, не из тех, кто ожидает, а из тех, кто пробивается. А уж куда пробивается, зависит от обстоятельств. У меня они сложились счастливо: я востребована и в кино, и в театре, и в душе моей они не враждуют, а дополняют друг друга.

Я никогда не хотела быть Еще Одной Большой Голливудской Звездой. Смотрю иногда на актрис в Голливуде, в Нью-Йорке — они, как молью, побиты страхом. Страхом состариться, перестать быть привлекательными. Отсюда ботокс. Ботокс — это страх, вводимый шприцем… Дорогие, да ведь смерть не становится менее неотвратимой от того, что ваши лица неподвижны!

Я пришла в кино надолго и не собираюсь оставаться неизменной. Замечательная актриса Розмари Хэррис рассказывала мне, что после шестидесяти на нее вдруг начался фантастический спрос. Она все не могла понять, в чем дело, но потом один ассистент по кастингу открыл ей страшную тайну: актрисы за шестьдесят не выглядят шестидесятилетними! Они все силы бросили на борьбу за молодость, и некому играть старушек.

Я, наверное, счастливый человек, режиссеры меня помнят и приглашают. Мое расписание больше смахивает на график воинских учений: до обеда стреляем на север, после обеда — на юг.

После всех этих воплощений я смотрюсь в зеркало и вижу только себя. Всегда себя. И слава богу, мне никогда не приходилось от себя бежать. Да ведь от себя и не убежишь… Знаешь ведь иногда, как надо поступить, а поступаешь всегда так, как тебе свойственно. А мне свойственно идти прямой дорогой, не таиться, не строить сложные маршруты к своей цели… Да и сама категория цели для меня весьма сомнительна.

Я живу в мире, где все относительно. Работа, успех? То, что я считала своими достижениями, не раз оказывалось на полу в монтажной — в отходах съемочного процесса. Люди, которых мы считали близкими, могут отдаляться — не почему-то, а просто жизнь… Жизнь — не фильм, сюжет в ней проследить куда сложнее, мотивы поступков иногда скрыты или ложны. Смысл только в твоем личном ощущении — все относительно, кроме ощущения счастья. Или несчастья. Я говорю именно об ощущениях, а не об обстоятельствах.

Я ценю не результат, а скорее процесс. Например, я обожаю съемки, репетиции, весь процесс «изготовления» фильма. Это как хороший разговор на званом ужине — остроумный, и, хотя речь может идти и о чем-то грустном, он приносит радость. Ты выходишь из-за стола — из фильма, — узнав что-то новое о людях, о жизни…

Получив «Оскар», я испытала облегчение. Ну слава богу, можно больше его уже не хотеть! Раньше я все думала: ну зачем вся эта суета вокруг «Оскара»! Хорошо, награжденные фильмы могут собрать кассу побольше, но актеры-то что так переживают! А потом сама включилась в это безумие. Кому нужна суета вокруг «Оскара»? Да моей маме! Она так за меня болела! А я болела за нее.

Я рада, что не достигла того уровня популярности, когда твоя частная жизнь становится публичным представлением. И я могу поступать как мне свойственно. В конце концов я просто человек из среднего класса, девочка, выросшая, как говорят у нас в Австралии, на белом хлебе. С очень счастливой личной жизнью. И все.

Материнство совершенно изменило меня. Нет, «изменило» — неверное слово. Расширило мой кругозор. У меня началась паника: я вдруг решила, что больше не смогу играть, как раньше, все мои чувства и мысли заняты ребенком. Я кормила сына грудью, у меня не хватало времени на глубокое обдумывание роли, на дискуссии за полночь, посиделки с коллегами. Но потом страхи прошли. Я просто стала работать, освободившись от снисходительности к себе и прочего барахла, занимающего актеров.

Кто их поймет, этих современных детей! Я счастлива уже тем, что старшие выросли за кулисами, видя, как из ничего рождается спектакль, а значит — рождается жизнь, и видели, что этим рождением командует их мама. Пускай сами делают выводы.

Наша семья еще, пожалуй, слишком молода для традиций. Но Рождество — это да. Все эти игры с присыпанием мукой пола, чтобы оленям Санта-Клауса было где приземлиться… Мне кажется, мы с мужем получаем от этого больше удовольствия, чем дети. Наверное, потому что с каждым Рождеством все ближе и ближе тот момент, когда они вдруг скажут: «Ты мне лжешь». И все ценнее каждый день, пока они верят тебе всецело, абсолютно.